Главная задача состояла теперь в сплочении в Собрании устойчивого и преданного большинства. Лафайет приложил к этому все усилия. Но он не был оратором и его пост часто удерживал его в Париже. Он мог действовать только за кулисами и через посредство своих друзей, наиболее близкими из которых были Лалли Толендаль и Латур-Мобур, оба люди малозаметные.
Признаки раскола в рядах патриотической партии обнаружились уже во время обсуждения декларации прав. Умеренные, как например, бывший интендант флота Малуэ и епископ Лангрский Ла-Люзерн, напуганные беспорядками, считали эту декларацию бесполезной или даже опасной. Другие, каковы янсенист Камюс, бывший адвокат духовенства, и аббат Грегуар, бывший приходский священник Эмбармениля в Лотарингии, хотели по крайней мере дополнить ее декларацией обязанностей.
Большинство только в 140 голосов, не обратило на них внимания, увлеченное Барнавом.
Декларация была одновременно и определенным осуждением прежних злоупотреблений, и философским катехизисом нового порядка.
Рожденная в пылу борьбы, она гарантирует «сопротивление угнетению», говоря иначе, она оправдывает возмущение только что победившее, не опасаясь заранее оправдывать будущие возмущения. Она провозглашает естественные и неотъемлемые права: свободу, равенство, собственность, утверждение и контроль налогов и законов, жюри и т. п. Она забывает, из ненависти к сословиям и корпорациям, право союзов. Она ставит суверенитет короля и силу закона на место произвола.
