Аппарат комитетов был заполнен случайными лицами. Если в Комитете общественного спасения при приеме в штат требовали наличия хотя бы минимальной подготовки, то в Комитете общественной безопасности дело обстояло много хуже. Амар и Жаго, в частности, принимали людей на службу без всякой проверки, только по просьбам того или иного депутата Конвента или по рекомендации различных секций и народных обществ.
Получить в этих органах рекомендацию, пусть даже весьма туманную, оказывалось не столь уж трудным делом. То, что вновь принятые в Комитет в профессиональном отношении мало подходили к своим новым должностям, было еще полбеды — во время революции способные и преданные люди росли с небывалой быстротой.
Значительно хуже было то, что иные чиновники комитетов явно не заслуживали оказываемого им доверия по своим политическим взглядам (или по полному отсутствию таковых), по деловым качествам и особенно по своему моральному уровню. Взяточничество и, что порой бывало не менее вредным и опасным,— канцелярская неразбериха, волокита аппарата Комитета общественной безопасности, естественно, вызывали недовольство Робеспьера.
Подозрения Неподкупного еще более возросли, когда он перестал доверять наиболее влиятельным членам Комитета, прежде всего Амару и Бадье, разойдясь с ними во взглядах на религиозную политику и по другим вопросам. В своей последней речи 8 термидора (26 июля) Робеспьер обрушился на агентов Комитета общественной безопасности. Кого же при этом имел в виду Неподкупный? Несомненно, что его внимание привлекли не какие-то мелкие канцеляристы, а главные агенты Комитета.
