Два дня спустя парижский постоянный комитет, по предложению округа Дочерей св. Фомы, внушенному Бриссо, назначил его командующим национальной гвардии, только что созданной. В его руках теперь была сила, какая имеет значение в дни революции, революционная вооруженная сила. Для придания ей большей мощи он позаботился присоединить к буржуазным ротам роты получающих жалование и живущих в казармах солдат, которые составились из бывшей французской гвардии.
Порядок держался на нем, а вместе с тем от него зависела и судьба Национального собрания и монархии. В данный момент его честолюбие не шло дальше того, чтобы дать чувствовать, что он необходим, что он является примирителем и посредником между королем, Собранием и народом. Людовик XVI, опасавшийся его, старался ладить с ним.
Он несомненно рассчитывал сделать ему угодное, призвав 4 августа в министерство трех лиц, преданных ему: двух епископов. Бордосского и Вьеннского, Шампиона де Сис. и Лефран де Помпиньяна, и графа Сен-При, причем этот последний был особенно близок с Лафайетом и осведомлял его обо всем, происходившем в совете министров. «Выбор, сделанный мною среди самого вашего Собрания»,— писал Людовик XVI, депутатам — «свидетельствует вам о моем желании поддерживать с вами вполне доверчивое и дружеское согласие». Казалось, что, согласно желаниям Лафайета, начинается опыт парламентского правительства.
