К концу 1793 года вооруженная интервенция потерпела крах. Вроде бы самое тяжелое уже позади, но 1794 год оказался куда более трагичным. Наверное, впервые история дала понять, что самые страшные враги революции находятся не за кордоном. По сути своей Великая Французская революция могла быть только революцией буржуазной. До определенного рубежа выступления народных низов закрепляли сделанные завоевания, но инерция массового движения, страстная нетерпимость его вождей привели к тому, что революция «проскочила» границу социально-экономической стабильности.Так отклоненный маятник пробегает линию равновесия с максимальной скоростью.
Под давлением бедняков был принят закон о «максимуме» — на продовольствие принудительно ввели низкие цены. Занятие сельским хозяйством стало делом нерентабельным. Недовольными оказались и рабочие, так как якобинское правительство в интересах оборонной промышленности начало регулировать заработную плату. Уже в первые месяцы 1794 года появились симптомы политического кризиса.
В конце 1793 года и начале 1794 года атаки на революционное правительство велись с двух сторон: справа со стороны сторонников Дантона («снисходительных»), которые отражали настроения влиятельных слоев буржуазии и собственнического крестьянства, все более тяготившихся политикой террора, жестокого административного регулирования в экономических вопросах, реквизициями, «максимумом».
И слева — со стороны того крыла якобинцев, чье ядро составляли вожди клуба кордильеров (их часто называют эбертистами по имени одного из их лидеров — Эбера), которые преобладали в руководстве Парижской Коммуны и отчасти выражали недовольство народных масс мероприятиями правительства. Поскольку критика слева велась и теми идейными вождями санкюлотов, которые осуждали диктаторский характер власти революционного правительства, их выступления против ограниченности социальной политики якобинцев возможно было представить как поход против Республики, смыкавшийся с действиями роялистского подполья.
